Меню сайта
Календарь
Разделы
Cтатьи [13]
Рецензии [0]
История развития музыкального театра Суббота, 05.07.2025, 09:43
Приветствую Вас Гость | RSS
 
 Статьи
Главная » Статьи » Cтатьи

Дети Сатурна
Юрий Бутусов сделал обжигающе исповедальный спектакль. Для этого надо было разменять шестой десяток, поставить ряд классических пьес в исключительно постмодернистском ключе, получить, наконец, должность худрука (Театр Ленсовета). Словом, набраться изрядного опыта той самой "жизни артиста”, о которой в первую очередь и написана пьеса "Чайка”. Забегая вперед, скажу: его новый спектакль – конечно, тоже сочинение постмодерниста. Бутусов разбирается здесь и с самой этой чеховской историей, и с театром, смертельно уставшим от ее интерпретаций, и с собой, посланным каким-то чертом на эти галеры, и с артистами "Сатирикона”, посланными туда же. Он итожит чеховские опыты, парафразирует, насмешничает и даже хулиганит, но все это не может скрыть его собственного ожога от пьесы. Ожоговая поверхность очень велика. Режиссер сам участвует в спектакле, и заменить его в дальнейшем не представляется возможным, он будет, видимо, ездить из Питера на каждое представление. Он здесь разрушает и собирает декорации, таскает реквизит, танцует какие-то исступленные уродливые танцы, то ли на костях чеховской пьесы пляшет, то ли на собственной судьбе театрального человека. Бутусов на этот раз напридумывал и наворотил столько всего, что ошарашивает не только наивно пришедших "соприкоснуться” с классической пьесой. Эти-то покидают зал в первом антракте. Но антрактов в спектакле три, четвертый, последний, акт заканчивается около двенадцати часов ночи. Так что дезертиры с этого поля военных действий находятся и среди тех, кто принимает условия игры, потому что надо еще добраться из Марьиной Рощи в какое-нибудь Бибирево или Орехово. В Питере Бутусов такого спектакля не поставил бы, там в час ночи разводят мосты – и кто не успел, тот опоздал.

Тема творчества как некоего врожденного в человеке стафилококка, который не истребить ничем и который сам истребляет его носителя, становится доминантой этой "Чайки”. Вроде бы никакого открытия в этом нет – "Чайка”, собственно, и написана о людях театра и литературы, о богеме. Но в "Сатириконе” нас заставляют забыть о меланхолических страданиях художественных самолюбий (не счесть таких сценических страданий в чеховских постановках). Здесь буквально плюются кровью, горят в адском огне и околевают под струями ледяной воды. Художник Александр Шишкин ставит в глубине сцены два разновеликих деревянных креста – их тут не то что "несут и веруют”, а с ними живут. Толстые веревочные канаты вот только что были деревенскими качелями – и вдруг напоминают грубую удавку. Театрик Кости Треплева – натянутая на раму бумага с примитивными рисунками, которую безжалостно рвут в клочья, обнажая за ней черные мрачные пустоты. Дачное чаепитие превращается в избыточное пиршество, напоминающее и полотна эпохи барокко, и тризну. Стол с белоснежной скатертью завален горами ярчайших фруктов и охапками белых цветов, какие кладут на гроб. А сидящие за ним персонажи, актерствующие каждый в своем духе, составляют какой-то тревожный паноптикум.

Нину Заречную играет Агриппина Стеклова, которая значительно старше Аркадиной в исполнении Полины Райкиной. Постепенно понимаешь, что эта Нина, коренастая, смешная, с невероятной копной рыжих волос, – существо куда более сильное и опасное для окружающих, нежели худенькая, гладко причесанная, тщательно ухоженная Аркадина. Откуда что берется в девахе с нелепым венком на голове? Росла в деревне, не ведая до поры ничего, кроме туманного текста "Люди, львы, орлы и куропатки…”, но зверский ген актерства сидит в ней с рождения. Монолог из треплевской пьесы она читает с уверенностью и ремесленным жаром опытной актрисы, в имении Аркадиной чувствует себя исключительно "в своей тарелке”, диалоги с Тригориным ведет, как непрошибаемая лицедейка, чем совершенно сбивает его, помятого и закомплексованного (Денис Суханов), с толку.

В первом акте бутусовского спектакля намечено столько интереснейших тем и акцентов, что просто дух захватывает. Костя Треплев – Тимофей Трибунцев, субтильный, очкастый, в статях проигрывает учителю Медведенко (Антон Кузнецов). Но красивая, нервная Маша – Марьяна Спивак помешана на Косте, ибо всех, кто обитает в этом "артистическом” имении, неумолимо затягивает воронка богемы. Тут не озеро колдовское, а какая-то магнитная аномалия: творческие субстанции теснятся, кипят и булькают, заглатывая в свой будто пахнущий серой кратер людей, занятых, казалось бы, другими делами. Актерствует Полина Андреевна – Лика Нифонтова. Жалкий управляющий Шамраев – Антон Кузнецов, забулдыга и клоун, все лезет развлекать публику. Доктор Дорн – Артем Осипов облачен в смокинг. Он явно посылает к черту свои постылые медицинские обязанности и танцует какие-то невероятные танцы (тут его сходство с художественным руководителем "Сатирикона” Константином Райкиным становится очевидным) и витийствует, и так это ему нравится, как может нравиться интеллигентам, для которых актерство – лишь невинное хобби, но не дело жизни.

От первого акта остается ощущение восторга и одновременно гибельного предчувствия, что счет идет действительно не на жизнь, а на смерть. Но далее надо играть "жизнь”, все эти перипетии неразделенных любовей и разбитых надежд. И даже если все это случилось с героями как следствие того, что они попали в орбиту театрального Молоха (а так оно, по Чехову, в сущности, и есть), то "жизнь” все равно надо проживать, вплоть до финального "Константин Гаврилович застрелился”.

Насмешник и фантазер Бутусов относится к судьбам героев весьма серьезно. Недаром сам выходит в четвертом акте Треплевым и буквально кричит, срывая голос, треплевский текст о том, что сталось с Ниной Заречной. Заметьте, не его же слова "…дело не в старых или новых формах…”, а то, как Нина потеряла ребенка и как плохо играла на сцене. То есть реальная трагедия жизней становится для него важнее художественных деклараций. При этом режиссер продолжает уже в открытую глумиться над театральным Сатурном, пожирающим и собственных, и заодно чужих детей. Есть сильнейшая сцена, когда две женщины, похожие на эриний, играют с рыжими волосами Нины Заречной, превращая ее голову в какой-то сюрреалистический объект. Ты этого хотела, Нина? Ты этим и станешь.

Роли и персонажи постепенно двоятся и троятся. Удержать Тригорина при себе пытаются уже не одна Аркадина, а две, опутывающие его сетями каждая на свой лад. Последнюю встречу Нины и Кости играют несколько раз, разным составом и в разном ключе. Пробуют и откровенную "психологическую” рутину, где Нина патетически "несет свой крест и верует”, и психоделирий, и даже страшилку, когда Заречная разряжает в Треплева ружейную обойму. Но потом все же играют тихо и всерьез. Есть в спектакле еще ряд тихих и простых сцен. Понимаешь, что они необходимы режиссеру не менее всех прочих, но по контрасту со всеми прочими они явно проигрывают, кажутся банальными.

Впрочем, удивляться тут нечему. Это – иллюстрация того самого, о чем Юрий Бутусов и поставил свой спектакль. Он сам выпустил этого неистового театрального джинна из бутылки, и неистовый джинн теперь пожирает даже то, что режиссер хотел сказать всерьез, без сценических эффектов.

А все же Бутусов сделал невероятно сильный спектакль, современный, но абсолютно российский по амплитуде замаха, по эмоциональному накалу. И в сердцевине очень чеховский, ибо молодой еще автор провалившейся в Александринке "Чайки” уже знал, что такое харкать кровью.

Категория: Cтатьи | Добавил: Хозяин (10.05.2011)
Просмотров: 632 | Комментарии: 1 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
Статистика

Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0